Олег кивнул, подобрал щит уже мертвого стражника и запер ворота на засов.
Из дома начали выскакивать мужчины: сам Барсихан, Насош, еще один стражник. Увидев Олега, они обнажили сабли и начали медленно подкрадываться, расходясь полукругом. Копейщик от ворот подошел ближе и включился в общий строй. Итого четверо. Еще кто-то наверняка в саду рабов стережет, а остальные, похоже, в разъезде. Четыре к одному. Вполне терпимое соотношение.
Усатый воин увидел тело караульного в луже крови, скрипнул зубами:
— Зачем ты сделал это, помет дохлой ящерицы? Зачем ты убиваешь невинных людей?
— Какие же это люди, Насош? — хмыкнул Олег. — У них в руках оружие!
— Они не причиняли тебе зла!
— Они держали меня в рабстве, если ты не заметил, Насош.
— Они всего лишь следили за порядком. Они охраняли дом, и тебя, выродок, в том числе. Не спали ночами, мерзли, пока ты спал.
— Оставь пустые разговоры, Насош, — покачал головой Олег. — Вы держали меня в рабстве. Меня, русского человека! Значит, вы враги. А среди врагов не бывает людей. Есть только живая сила противника. Слыхал такое определение? Женщин и детей я не убивал. Так что вопрос закрыт.
— А Гультихар! У него нет оружия! Он не вредил, а только защищал тебя, не разрешал пороть.
— Ага, чтобы шкурку не попортить, для гарема. Такая же тварь, как и ты, только в профиль. Одни рабов силой загоняют, другие обманом и ласкою. Если хочешь оставаться свободным, нужно иметь волю убивать и тех, и других. И тех, кто с мечом по твою душу приходит, и тех, кто с цветами.
— Да как ты смеешь, дикая лесная обезьяна! — не выдержал Барсихан. — Тебя вытащили из варварских лесов, тебя поселили в чистом доме, тебя кормили, поили, о тебе заботились. Как у тебя рука поднялась?! Как ты посмел?! Безмозглый уродец, тебя подняли из грязи и приобщили к истинной культуре, к цивилизации! Из тебя сделали слугу подлинного искусства и порядка. Ты благодарить нас должен за то, что мы для тебя сделали, варвар. Если бы не я, не эти люди — ты так бы и гнил в своей сырой вонючей норе, со вшами и крысами! Как ты смеешь вообще говорить с нами?! Как говорил великий Абу Ферас… Ты должен целовать нам ноги за наше снисхождение, за нашу помощь…
— Я, что, просил мне помогать, стихоплет несчастный? — перебил его Олег. — Тем, кто лезет с помощью, когда не просят, обычно морду бьют, чтобы не совались не в свое дело. А когда слишком умные и настырные лезут с помощью силой — так им и вовсе кирдык делают! Есть такое развлечение: тушка свиньям, голова на кол.
— Голова на кол, — кивнул Насош. — Так и сделаем. Мансур, принеси щит. Не трогайте его никто. Он мой.
— Странно, — пожал плечами ведун. — А я думал, сперва мне почитают стихи. Эй, Барсихан! Где ваша хваленая культура? Где цивилизация? Начинать драку без единого куплета!
— Насош!!! — задохнулся покрасневший хозяин.
— Мансур!
Стражник, что бегал в дом, прямо с порога метнул щит. Воин поймал его в полете и, словно увлекаемый тяжелым диском, ринулся вперед. Олег встретил удар плечом — через щит, конечно, — рубанул навстречу. Палаш наткнулся на сталь и со звяканьем отлетел обратно. Увидев, как снизу мелькнул блестящий кончик, Олег поддернул ногу, вскинул щит вверх, закрывая Насошу обзор, и попытался уколоть сбоку, но никуда не попал. Пригнулся от укола слева, отступил.
Поглядывая на ведуна через щит, усатый воин медленно двинулся влево, обходя Середина — тому оказаться спиной ко всей остальной компании не хотелось, и он тоже сдвинулся к воротам.
— Х-ха! — кинулся вперед Насош, вскидывая щит.
Олег сместился влево, чтобы его не достал обычный в такой момент правый укол, но неожиданно ощутил удар в нижний край щита. При этом верхний край открылся вперед, и над ним немедленно сверкнула сталь. Середин понял, что сделать что-либо просто не успеет, — и мир вокруг словно остолбенел. Ведун тоже замер, краем глаза глядя, как изогнутая стальная полоса приближается к его шее, почувствовал, как она касается плеча у его основания, вспарывает ткань, скользит дальше, взрезая кожу.
— Сдохни! — вскричал усатый.
Всё сорвалось со своего места, закрутилось в движении — Олег со всей силы вскинул щит, снизу нанося удар по вытянутой руке, под локоть. Послышался хруст, крик боли. Сабля взметнулась вверх, и уже ведун прыгнул всей массой вперед, зная, что всё равно убит, и стремясь успеть, дотянуться, пока слабость не остановила схватку, пока темная пелена не закрыла глаза.
Щиты столкнулись. Насош попятился перед неожиданным напором, и Середин, почти в упор прижавшись к врагу, через верх его деревянного диска ударил палашом вниз, еще и еще, ощущая, как оружие погружается во что-то плотное и немного упругое. Усатый воин сделал еще шаг назад, споткнулся, опрокинулся на спину. Олег тоже потерял равновесие, рухнул прямо на него, скатился дальше в пыль, тут же поднялся на колено и замер, ожидая, когда всё кончится. Отпустил палаш и, вскинув руку к плечу, скрипнул зубами от боли.
Рана есть. Кровоточащая. Но ничего не задето: не бьет кровь из артерий, не перерезаны сухожилия, и даже мышцы продолжают подчиняться. Это порез. Всего лишь поверхностный порез.
Олег вытер руку о пыль, положил на рукоять палаша и поднял голову. Крайний стражник что-то вдруг увидел в его взгляде, швырнул саблю и с криком метнулся в дом. Середин выпрямился, обернулся — Барсихан тоже кинулся наутек.
Ведун сорвался с места, в несколько скачков догнал его, огрел оголовьем палаша но затылку. Хозяин покатился, а Олег развернулся — и очень вовремя, чтобы отстраниться от брошенного копья. Последний из стражников схватился за саблю, ударил — ведун парировал палашом и выбросил вперед щит, пытаясь сломать ему плечо. Руку воин убрал, но удар краем тяжелого диска пришелся в ребра, отчего глаза несчастного мгновенно потемнели, и Олег всего лишь избавил его от мук, тут же рубанув по горлу. Над двором повисла тишина. Ведун отер саблю об одежду стражника, спрятал в ножны и пошел к сараям, что стояли напротив дома. Там, в углу конюшни, отыскал старую паутину, всю смотал, наложил себе на порез. Увидел на стене веревку, у ворот — чурбак для рубки, прихватил и то, и другое, вернулся во двор. В первую очередь добрел до пруда, опустился на колени и долго, долго пил прохладную воду. Утолив первую жажду, перебросил веревку через ветку смоковницы, снял со стражника кушак и смотал им Барсихану руки за спиной. Подкатил чурбак под ветку. На конце веревки не спеша связал петлю, накинул ее хозяину на шею. Еще раз сходил попить, а вернувшись, отер мокрой рукой толстяку лицо. Тот вздрогнул, закрутил головой.