Олег на четвереньках подобрался к веревке, что была натянута от мачты к кольцу на корме, рванул узел. Веревка резко ослабла. Ведун отпрянул обратно к каюте, затаился.
— Жарох, глянь на кормило, распуталось там всё! — По палубе застучали ноги — моряк проскочил мимо него к узлу, но тяжелый мокрый булыжник, обрушившись на голову, заставил его врезаться лбом в борт, — Жарох, чего с тобой? Никак, сомлел?
Опять приблизились шаги — и опять удар по затылку заставил неудачника рухнуть на доски. Олег быстро пробежал вдоль стены, рванул дверь, заскочил внутрь.
— Что тут… — поднялся навстречу купец и тут же задохнулся от утяжеленного камнем удара в живот. Второй удар, в челюсть, откинул его к задней стенке.
Олег бросил камень, схватил висящий над столиком пояс, выдернул из ножен меч и прижал его кончик к горлу молодого негодяя:
— Ну, рассказывай, выродок. Чего это вдруг стража напротив твоей ладьи появилась? Только тихо. И запомни: соврешь — зарежу. Правду скажешь — на первый раз пощажу.
— Ты… — сглотнул хозяин ладьи. — Ты беглый раб. На тебе богатая одежда. Значит, ты убил кого-то из знатных людей.
— Ты что, скотина? — наклонился к нему Середин. — Я же русский человек. Ты понимаешь? Русский! Я из неволи бегу, в которую меня инородцы загнали. А ты, тварь, меня не выручаешь, а закладываешь!
— Эмир города — друг мой, — закрыв глаза, отвернул лицо купчишка. — Породниться обещал. А ты убил… кого-то из знатных…
— Мы же с тобой одной крови, недоумок, — прошипел ведун. — С тобой — а не с ними! Ты же своих чужим выдаешь, тварь. Как это случилось-то в твоей башке?! Откуда вы беретесь такие нелюди? За монетку медную, за грош ломаный Родину, Русь свою продаете? Ладно, ничего. Дам я тебе урок малый. Может, мозги и вправятся.
Олег перевернул его на живот, смотал с руки ремешок, обернул пареньку вокруг шеи, затянул, сделал узел, еще. Подсунув клинок, сломал замок одного из сундуков. Поворошив тряпье, нашел епанчу, снял с нее заколку, наговорил, вогнал в узел, протыкая сразу несколько слоев, покачал. Кончик иглы обломился, утонув в коже. Теперь ее оттуда никакой силой будет не достать.
— Это ремешок, — усмехнувшись, прошептал в ухо предателю ведун. — Он пока мокрый, но скоро начнет сохнуть. Вот тогда ты и поймешь, каково это людям, что до конца века с петлей на шее жить вынуждены. Может, тогда и предавать своих в руки всякой мрази не станешь.
Оглушая, он коротко щелкнул хозяина судна плашмя клинком, подошел к двери, приоткрыл, выглянул наружу. На причале и у городской стены всё было спокойно. Стража, деловито играя в кости, ждала свою жертву.
Ведун выскользнул из каюты, стукнул по очереди по макушкам обоих моряков, что не к месту зашевелились, меч воткнул между ними в палубу и по веслу соскользнул обратно в воду. Корень уплыть никуда не успел, так и качался возле сваи. Середин подтянул его к себе и так же неторопливо поплыл в море — если двигаться вдоль ладей, то могут всё-таки заметить.
Возле кучи с водорослями он выбрался уже вечером. Нащупал ногой чалму, поднял и напялил на голову, тут же закрыв концом ухо. На берегу он впервые за всё время пребывания в этих жарких краях порадовался горячему солнцу — за полный почти день, проведенный в воде, холод пробрал его до костей. Но теперь всё быстро возвращалось на круги своя. За полчаса высохли штаны и рубаха, кушак и чалма — впрочем, внутри нее ткань еще оставалась влажной и приятно холодила голову. Неспешным шагом Олег как раз успел вернуться к рыбацким хибарам и остановиться возле знакомого двора. Там, возле неизменной в каждом дворе, оплетенной виноградом решетки возился кто-то тощий, как голодный снеток, с бритой головой и веревкой вместо кушака.
— Да не оскудеет этот дом пищей, — пожелал Олег.
«Снеток» обернулся, и ведун понял, что мальчишке нет и двенадцати. Наверное, это старший и есть.
На голос из дома появился хозяин: тоже худой, жилистый, с обветренным и выцветшим, похожим на мозолистую ладонь, лицом и узловатыми пальцами. Полотняная рубаха была покрыта похожими на плесень солеными пятнами. Впрочем, Олег сейчас выглядел не лучше.
— Гость на порог, дому радость, — улыбнулся рыбак, и ведуну стало как-то даже совестно, что он не испытывает к этому человеку никакого интереса, кроме корысти.
— Это всё мое добро, — указал он в сторону сумки и ковриков.
— А-а, — кивнул рыбак и вышел на середину двора. — Как, сынок?
— Вроде держится. Столб менять надобно, папа.
— Давно надо, — признал хозяин. — А тебе, уважаемый, в Дилак али в Тущилук надобно?
— В Дилак, — наугад ответил Середин.
— Так туда, почитай, целый день плыть, папа! — оторвался от решетки мальчишка, и рыбак согласно кивнул:
— Верно. День туда, день обратно. А нам сети на рассвете и перед закатом проверять надобно. Посему плыть мы никуда не можем. Но без угощения гостя не отпустим. Славный кутум нынче к нам в сети зашел, милостью Аллаха, всемогущего и справедливого. Виноград ныне давили, сок сладкий, как мед.
Спохватившись, Олег подобрал свой коврик, раскатал, кивнул хозяину:
— Прости, я не вознес сегодня положенных молитв.
— Сын, — взмахнул рукой рыбак. Мальчишка сорвался с места, вскоре вернулся, и они втроем, бок о бок, опустились на колени и стали возносить хвалу богам — каждый своим.
— Теперь за стол! — потребовал хозяин. — Только за стол!
Середин скрутил коврик, отнес к сумке, вместо него сунул за кушак кошель, ослабив на нем узел.
Они перешли на достархан, покрытый вытертым ковром, сели, поджав под себя ноги. Женщина вынесла подносы с двумя горячими рыбинами, каждая с полметра длиной, поставила глиняную миску с виноградом и курагой.